Старинные ноты для фортепиано
Джон Грей, фокстрот, Матвей Блантер
Москва, собственность автора, издательство МОНО, Кузнецкий мост, 12, исполняется с успехом Михаилом Гаркави, выпуск 1923 года (первое издание).
Селим, фокстрот
Ленинград [Санкт-Петербург], издание автора, Нотопечатня имени товарища Зиновьева издательства «Лен. Правда», ул. Социалистическая, дом 14 (заказ № 5427), выпуск 1927 года (первое издание).
Форест, чарльстон
Ленинград, издание автора, Нотопечатня имени товарища Зиновьева издательства «Лен. Правда», ул. Социалистическая, дом 14 (заказ № 5620), выпуск 1927 года (первое издание).
Спринт, шимми уан-степ
Москва, [издание автора?], склад издания Музторг МОНО, Кузнецкий мост, 12, пьеса из репертуара Московского камерного балета в постановке Касьяна Голейзовского, выпуск 1924 года.
Фузияма, фокстрот, «Очень тонко, очень тонко»
Москва, издание автора, из репертуара «Павлиньего хвоста», слова К. Подревского, художник Е. Гольштейн (обложка), выпуск 1926 года
Сэйлинг, фокстрот
Москва, собственность автора (№ С 64 А), склад издания, нотный абонемент МОНО, Кузнецкий мост, 12, выпуск 1924 года.
Багдад, восточная мелодия (фокстрот)
Москва, собственность автора, склад издания МОНО (Зак. № 73), Кузнецкий мост, 12, исполняется с успехом Михаилом Гаркави, выпуск 1923 года (первое издание).
Один из первых фокстротов эпохи СССР — «Джон Грэй» — был сочинен в 1920—1923 гг. молодым Блантером — будущим «титаном» советской песни, лауреатом Сталинской премии, автором знаменитой «Катюши» и «Футбольного марша». Весёлая песенка звучала в одном из спектаклей московского театра «Мастерская Фореггера» (Мастфор), репертуар которого состоял из сатирических буффонад, высмеивавших устаревший, «весь покрытый плесенью» буржуазный образ жизни.
Ноты были изданы в 1923-м, когда автор стал популярным и его музыка «вырвалась» за пределы театральной сцены. Песенку исполнял Михаил Гаркави — весёлый конферансье, выступавший на советской эстраде более 40 лет (его портрет изображён на обложке).
«Джон Грей» написан в модном для начала XX века жанре «бананово-лимонно-сингапурной» популярной музыки. Лёгкий текст (автор — Владимир Масс) описывает юмористические приключения парочки влюблённых — Джона и Кэт:
Джон Грей был всех смелее,
Кэтти была прекрасна. Страстно
Влюбился Джон Грей в Кэтти. Как-то,
Факта не в силах скрыть,
Свой пыл он ей изложил,
Но Кэт сказала: «Нет».
«Грей, брось ты шутки эти,
Нет, ни за что на свете! Дети
Вдруг пойдут у нас на грех с тобой! Ой!
Нет ни за что на свете,
Могут случиться дети,
Нет, нет», — сказала Кэт.
Данное (первое) издание не содержит слов. Возможно, отдельный листок с текстом был выпущен позднее или же он просто потерялся. Карандашный портрет Гаркави в модной ленинско-пролетарской кепке, видимо, рассчитан на популярную узнаваемость этого артиста (или кепки?) у тогдашней московской публики.
Интересно, что писатель Александр Грин в апреле 1921 года завершил свой знаменитый роман-феерию «Алые паруса», главный герой которого — тоже Грей — отважный и благородный капитан Артур Грей. Совпадение с названием пьесы Блантера, очевидно, случайное. Грин начал книгу (сначала — «Красные паруса») во время службы в Красной Армии (1918—1919) и закончил в Петрограде в писательском общежитии-коммуналке. Отдельно вторая глава «Грэй» была впервые опубликована в мае 1922 года; весь роман — в 1923 году, почти одновременно с выпуском фокстрота Блантера.
«Если Цезарь находил, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, то Артур Грэй мог не завидовать Цезарю в отношении его мудрого желания. Он родился капитаном, хотел быть им и стал им.» («Алые паруса», вторая глава).
Великолепная пьеса из серии ленинградских сочинений Блантера (1926—1927) сочетает в себе (казалось бы) совершенно разное: свежий дух новой советской музыки, стиль «novelty» («новый рэгтайм») и необычные ориентально-гипнотические мотивы. Экзотически-восточное название отсылает к имени знаменитых султанов Османской империи; впрочем, на обложке под надписью «Селим» размещён фотопортрет самого автора — (неужели?) ну конечно: Блантер — это и есть великий и всемогущий «султан советских фокстротов»!
Забавно, что в кабинете Дмитрия Шостаковича портрет Блантера располагался рядом с портретом Бетховена. Шостакович так объяснял это соседство: «А, так это Мотя принёс свой портрет и повесил. Ну и пусть висит» (интересно, висит ли он там до сих пор?).
На музыку Блантера балетмейстер Касьян Голейзовский поставил один из спектаклей театра «Московский камерный балет». Нотный выпуск 1924 года представляет, очевидно, самый популярный танец из этой постановки — «Спринт» с подзаголовками «уан-степ» (на обложке) и «шимми» (в нотном тексте).
На авангардном чёрно-белом рисунке неизвестного художника — танцовщица Вера Друцкая в эффектном сценическом образе. Модные глазки, носик и губки («сексапил № 4»!) увенчаны дизайнерским апофеозом стиля 1920-х — невообразимой шляпкой с торчащими «солнечными батареями» (на фоне чёрного диска!) — прообразом будущих советских космических аппаратов, сфотографировавших впервые обратную сторону Луны.
Танец «шимми» (запрещённый за «вульгарность» в некоторых отсталых штатах Америки) — разновидность популярного в 1920-х гг. уан-степа: двигаясь в темпе one-step, нужно быстро по очереди двигать то одним, то другим плечом вперёд-назад. Особо смелая и одарённая парочка шимми-стэперов может даже пощекотать друг друга своими вибрирующими плечами.
Кстати говоря, с творчеством Голейзовского (не догадываясь об этом) знакомы почти все: именно он — хореограф танцевальных номеров в культовых советских фильмах «Цирк» (1936) и «Весна» (1947) режиссёра Григория Александрова.
В кино-шедевре Карена Шахназарова «Мы из джаза» (Мосфильм, 1983; действие происходит в 1926 году) есть интересные эпизоды с участием заграничной джазовой певицы Клементины Фернандес (роль великолепной Ларисы Долиной), приехавшей в СССР на гастроли.
Возможно, аналогичный случай произошёл в 1926—1927 гг., когда Блантер руководил музыкальной частью Ленинградского театра сатиры.
На нотной обложке 1927 года — фотопортрет чернокожей девушки (певицы? актрисы?) с именем «М. Форест»; и пьеса названа так же — «Форест-чарльстон». В мелодических модуляциях чувствуется какой-то экзотичный африканский (или американский?) музыкальный «флёр»; однако, этот легкомысленный «дымок» исходит из крепко сложенного ленинградского ритма, — кажется, это запах свежесваренного кофе, смешавшийся с ароматом льда замёрзшей Невы.
В данном случае слова К. Подревского можно отбросить (или написать новые) — текст песенки совершенно неудачный — так, ерунда какая-то, очевидно, рассчитанная на изрядно подвыпивших «нэпманов». Музыка же (впрочем, как всегда у Блантера) замечательна. Ноты составлены так, что пьесу можно сыграть как сольную фортепианную миниатюру; звуки подсказывают некоторые музыкальные намёки на сказочную арабскую экзотичность.