Старинные ноты для фортепиано
Памяти великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина
Скорбная лира, вальс, Н. В. Зубов, опус 51
Санкт-Петербург, издатель Юлий Генрих Циммерман (№ 982), выпуск 1899 года.
Столичная жизнь, вальс, Н. Зубов, опус 22, посвящается Алексею Львовичу Батюшкову
Санкт-Петербург, собственность издателя Юлий Генрих Циммерман (№ 2444), в составе «Альбома новых вальсов», дозволено цензурой 8 октября 1898 года.
Второе болеро, новый «испанский» вальс, Н. Зубов, опус 50, посвящается госпоже Александрине и господину Петру Рербергу
Санкт-Петербург, издательство «Музыкальный мир» (№ А. 4 Ф.), Большая Морская, 21, дозволено цензурой 12 декабря 1898 года.
Автор пьесы (написанной к столетию великого поэта) просто и талантливо создал прекрасную музыку, стилизованную в манере старинного вальса пушкинских времён (начала XIX века).
Интересно, что забытый сегодня русский композитор Н. В. Зубов был пианистом-любителем с феноменальными способностями. Николай Владимирович играл на рояле по слуху и сочинял музыку, не зная нотной грамоты. Ноты его произведений записаны, очевидно, кем-то другим.
Ангелочек (на обложке) указывает перстом на портрет Александра Сергеевича; кажется, это своеобразная аллюзия на потрясающее стихотворение «Пророк». Название пьесы (Скорбная лира) также говорит о великом предначертании поэта-пророка «жечь глаголом сердца людей». Облик Пушкина обрамлён лавровыми и пальмовыми ветвями — символами победы и высших достижений в искусстве. Вверху парит излучающая божественный свет «Золотая лира» Пушкина.
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
(Пушкин, «Пророк»)